Он руками, испачканными в крови, хватает меня за предплечье, разворачивает к себе. — Тебе не следовало приходить сюда, ласточка, — я дергаюсь, как от удара, и быстро смотрю в его лицо. А он глаз отвести не может от моей шеи, от бешено бьющейся венки под тонкой розовой кожей, но продолжает, — Почему ты не слушаешься? Я захлебываюсь пониманием того, что передо мной он — мой наблюдатель. — Это же правда ты? Я думала, что схожу с ума. Забери меня. Увези меня от сюда. Он молчит, обхватив меня за талию и больно вдавив пальцы. Я не вижу, но наверняка они побелели. Напряжение и какая-то мука застывают в его лице. Но что-то неуловимо меняется, его глаза быстро приобретают хищный прищур. И с сомнением и холодом он произносит: — И теперь меня не боишься?