Мы живем и дышим в общей великой европейской традиции, и как ваша, так и наша культура всегда черпала и продолжает черпать из общих источников, среди которых следует назвать неистощимое творчество Плотина. Плотин представляет собой важный момент в истории рационализма: смелую попытку осознать путем строгой дедукции процесс образования реальности, идя от простого к сложному. С его точки зрения, начиная с единства начального принципа, все взаимосвязано, все вещи связаны между собою, «как теоремы не коей науки - говорит он (V 9, 5, 16-26); Ибо некое положение, добавляет он, имеет смысл только тогда, когда оно объединено необходимой причинно-следственной связью с другими научными положениями. Речь идет об идеале, полностью осуществимом только в математике, но тем не менее налагающем строгие обязательства на того, кто его выдвигает. Как известно, эта модель «систематического единства имела большое влияние на немецкий идеализм на Шеллинга, Фихте и Гегеля. Но для нашей общей культуры характерны не только рационализм и опора на понятие. Она унаследовала от Платона, а в особенности от Плотина, потребность в духовном переживании, которое находит свое отражение как в искусстве, поэзии, философии, так и в религиозной жизни. Именно в пароксизме желания душа, воспаряя над всем и над самой собою, испытывает головокружительное присутствие бесконечного Блага. Современные европейские мыслители вероятно имели доступ к плотиновскому наследию благодаря более многочисленным источникам: прежде всего благодаря Отцам Церкви, затем благодаря итальянскому Возрождению (М. Фичино и Джордано Бруно), наконец, немецкому романтизму. Во всяком случае, его влияние очень ясно проявляется у таких философов, как Анри Бергсон. Именно А. Бергсон говорил о том призыве, с каким к нам обращаются мистики: «Они ничего не просят, и однако получают. Они не нуждаются в призывах, они просто существуют; их существование - это зов. Я хотел бы, чтобы призыв Плотина помог нам лучше понять и общую нашу духовную историю, и тайну положения человека в мире.